Злоба русской псовой борзой - это смелость и готовность к борьбе с хищным зверем. В прежнее время от псовой борзой требовалась очень сильная и грозная злоба для работы по волку. На другие породы в европейской части России это требование не распространялось, так как считалось, что ни хортая, ни крымская и горская борзые (нынешняя южнорусская вислоухая) для охоты на волка не пригодны. Современная злоба русской псовой борзой значительно скромнее, и запросы охотников очень умеренны. Теперь злоба считается достаточной, если борзая (любой российской породы) хорошо берет лисицу.
Злоба русской псовой борзой
Работа по волку если и бывает теперь, то это случайность. Отдельные собаки русской псовой породы, оказавшись в необходимости как-то противостоять волку, вступают в борьбу с ним и даже небезуспешно, но такие случаи более чем редки, и опираться на них, видеть в них возврат былой злобы и беззаветной отваги былых героев псовых охот не следует.
Между тем, отдельные любители борзых выступают за возрождение охоты с русскими борзыми на волков, вовсе не считаясь с реальностью и не думая о том, как же практически исполнить замысел столь сложный. Злоба к волку тогда была настоящим, могучим качеством русской псовой борзой, когда она была присуща всей породе. И ныне злоба могла бы возродиться, если бы работа над этим возрождением была предпринята во всей породе. Псовая борзая теперь разбросана небольшими группами по множеству областей и городов. А ведь говорится «что город - то норов»: где-то борзятники захотят биться над этим делом, где-то не захотят.
Возродить борзую, злобную к волку, если это было бы необходимо, а значит, и должно, сумели бы советские охотники. Однако нужды в охоте с борзой на волка нет, так как кроме старых надежных способов облавами с применением привады и флажков и других, теперь появились новые, куда более эффективные: с самолета и вертолета, с аэросаней, на вабу. Ну, а если все же заняться обратным привитием злобы целой породе, то нельзя упускать из виду, каких больших денежных затрат это будет стоить.
Приведу пример прежней очень сильной злобы псовой борзой к волку. На садках на злобу 28 октября 1890 г. в Петербурге работала пара русских псовых борзых С. М. Медведева - Любезный и Вихра (обе - собак С. С. Кареева). Когда вели собак, то один из борзятников придерживал Любезного за зад. Причина этого была в том, что Любезный слишком хорошо знал садочную обстановку и, завидев ящик с волком, так тянулся, что хрипел. Чтобы он не задохнулся, борзятник и сдерживал его за зад и не давал рваться вперед.
Волк, посаженный своре Медведева, пошел с места хорошими ногами. Первой подобралась к нему Вихра и подернула его, а спевший сзади Любезный сразу поместился в шиворот и очень эффектно приподнял волка кверху; взяла и сука, но как только навалился охотник, она оторвалась; зато с Любезным пришлось повозиться долго, пока удалось оторвать его от волка... На следующий день Любезный был пущен в одиночку.
Вывели его так же торжественно, как накануне: один борзятник вел на сворке, а другой удерживал за зад... К посаженному волку Любезный спел хорошими ногами. Живо подобравшись к нему, положил зверя, но не удержал (что, конечно, всегда может случиться). Вторично взял по месту и по обыкновению, приподняв волка, стал трепать. Волк был принят. И, конечно, Любезный с трудом расстался со своей добычей.
Вот такие неудержимые в своей злобе к зверю борзые и считались настоящими злобачами. Современные борзые, десятки поколений которых не работали по волку, не смеют броситься на него.
В октябре 1962 г. на съемках фильма «Война и мир», где я был консультантом по псовой охоте, были попытки заснять эпизод схватки собак Николая Ростова с волком. Мне удалось предварительно проверить по волку всех тридцать борзых, участвовавших в съемках (почти все московские). Но хотя волк был прибылой, да еще и соструненный , ни одна собака не притронулась к зверю. Все бросались догонять еле бежавшего волчонка (ахиллесово сухожилие одной из его задних ног было перетянуто ремешком).
Но лишь борзая приближалась к волку, тормозила свою скачку, поворачивала на 180° и, приподняв правило, бежала к владельцу. По желанию хозяев собаки пускались на волка и поодиночке, и парами, а к паре подбрасывали другую - ничто не помогало.
А лет 45 назад мне еще пришлось видеть проявление настоящей злобы псовой борзой. В 1939 г. группа московских любителей попыталась проверить работу псовых борзых по волку на территории усадьбы Завидовского охотхозяйства Центрального совета Всеармейского военно-охотничьего общества, которое имело там в клетке двух матерых зверей - волка и волчицу. Всего собралось четыре московских владельца борзых - три со сворами по три собаки и один (точнее, одна — Вера Константиновна Амелунг) - с двумя кобелями. В качестве руководителя и консультанта был приглашен В. С. Мамонтов, судья Всесоюзной категории, имевший до революции комплектную псовую охоту. Приглашен был и я в качестве помощника Всеволода Саввича. Приемщиком был В. В. Красов, бывший борзятник мамонтовской охоты, работавший тогда доезжачим стаи гончих ЦС В BOO.
Решили сначала, что надо пускать борзых на волчицу, так как она послабее и смирная. Самец-то был не только крупный и сильный, но еще и страшно злобный. Когда кто-нибудь из нас подходил к клетке, волк бросался на сетку (она была из очень толстой проволоки) и вся клетка ходила ходуном. Мне думалось, ну что тут можно сделать? А Красов вошел в клетку через заднюю дверь.
Оба волка отпрянули в дальний угол клетки. Красов стал подходить к волчице, рассчитывая «по-борзятнически» упасть на нее, быстро, сострунить, а затем связать ей ноги. Но стоило только Красову приблизиться кней, матерый понял замысел человека и бросился на защиту волчицы. Оскалясь и рыча, он стал между ней и Красовым, готовый кинуться на человека. После нескольких попыток Красов заявил:
- Всеволод Саввич, разрешите его взять, а ее он никак не даст.
- Бери его, если можешь, - отвечал Мамонтов.
Красов попросил помочь ему; надо было жердью, пропустив ее между станинами решетки, загнать материка в угол.
- Вы только позабавьте его, - просил Красов меня и Лмелунг. Ну, мы и зажали волка в угол, действуя жердью из-под низа, чтобы не мешать Красову подходить к зверю.
Все произошло мгновенно. Человек упал на волка, сбив его с ног и схватив за уши.
- Войдите скорей, подайте струнку, - попросил Красов. Мы с Амелунг вскочили в клетку, подали струнку, и Красов сразу сунул ее поперек волчьей пасти.
Дальше было просто. Он обмотал и обвязал морду волка ремнем. Мы помогли ему связать попарно ноги.
Я рассказываю здесь о работе Красова, чтобы дать понятие, какой смелостью и каким искусством должны были обладать настоящие борзятники при взятии волка. Не все были такие мастера, как Красов, но все дело знали.
Затем волку перетянули на задней ноге сухожилье над скакательным суставом и оставили длинный ремень, чтобы задержать зверя, если борзые не возьмут его. Положили материка на телегу и вывез.!и в поле. Там пускали его поочередно всем сворам и паре.
Три своры действовали, как одна. Каждая поначалу бросалась догонять, но едва приспев к волку и почуяв, чем пахнет, все резко задерживали скачку, поворачивали назад и бежали к владельцам, не без гордости приподняв правила.
И только два совсем некрупных кобеля В. К. Амелунг отважно работали по старому волку, в сравнении с которым они казались мелкими, слабыми. Правда, Карай хватал только за гачи, но крепко хватал! А серый первоосенник Рогдай - подчеркну, еле вышедший из щенячьего возраста, — брал лишь по месту и, влепившись как пиявка, волочился за старавшимся уйти волком. Удержать-то был не в силах - один да такого! А ведь сам-то едва еще вступил во второй год жизни! Вот это и была та беззаветная, страстная злоба к зверю, какую рад бы видеть у своих борзых любой охотник-волчатник былых времен.
И не только в 1939 г., но и в 40-х, и начале 50-х годов я видел русских псовых, сохранивших старую злобу и отвагу — единицы! В послевоенные 40-е и в начале 50-х годов удалось организовать проверку борзых саратовских питомников по волку. Впервые пробуя это дело в 1946 г., не приходилось думать о настоящих садках, ибо свободно пущенный зверь мог уйти от собак, и, пожалуй, не удалось бы его поймать в степи и вернуть в клетку.
На первых садках волк пускался соструненным и с перевязанным сухожилием задней ноги. От этого узла за волком волочилась свора длиной метров семь. Волк, хотя и переярок, был не крупней октябрьского прибылого. А из всех собак двух питомников хорошо брал зверя Коротай (питомник Заготживсырья), да еще хватали более или менее удовлетворительно собаки три-четыре.
Все же первый опыт показал, что в питомниках есть борзые, способные по крайней мере задержать волка. Поэтому в 1947 г. пускали волка (крупного прибылого) несоструненным и без перетяжки сухожилия, а только с ошейником, за которым тащилась веревка длиной метров пять. Это была известная страховка на случай, если приемщику придется брать волка, не взятого собаками. И вот тут показал настоящую работу Кинжал (питомник Заготживсырья), сбивший зверя с ног, поместившийся в глотку и плотно державший его до приемщика. Недурно работал еще Азарт — первоосенник питомника Облпотребсоюза. Коротай, прошлогодний победитель, брал волка неудачно, но не отстал даже тогда, когда волк дал ему хватку. На последующих садках отлично показал себя блесткий по экстерьеру Грозный, внук вывезенной из Германии Фемины. Недурно работали и еще несколько собак, но тут не было надежности.
А что злоба к зверю, так сказать, скрытая, потенциальная живет в русской псовой породе, может подтвердить и такой случай. Мне сообщил о нем охотник 10. А. Ансеев из г. Прилуки Черниговской области, уроженец Порсцкого района Чувашии (бывш. Алатырский уезд Симбирской губернии). Места эти прилегают к бывшим владениям знаменитого в свое время псового охотника П. М. Мачеварианова.
По словам Ю. А. Ансеева, много русских псовых борзых с мачевариановской псарни после помещика попали к жителям окрестных селений. И охота с борзой, прежде недоступная крестьянам, распространилась в Чувашии среди сельских жителей. Борзых здесь стало много. Во время поездки па родину Ю. А. Ансееву довелось узнать о ярком проявлении злобы далекими потомками мачевариановских псовых.
Местный колхозный пастух, горячий охотник, имеющий пару борзых, отправился на охоту полями своей деревни, взяв с собой вопреки обыкновению ружье. Долго не мог он поднять ни зайца, ни лисицы и повернул обратно домой, идя, конечно, другим путем.
Когда он шел полем между рекой Сурой и довольно большим по площади лесом (Анастасовской рощей), то заметил в опушке, в негустом лиственном насаждении какое-то движение. Ему показалось, что бежит там что-то рыжее - ага, лиса! (А кто же еще мог быть там?).
Борзятник поднял перед суки (она была у него главной работницей) вровень со своим плечом и стал показывать ей зверя. Она тихонько заскулила, значит, пометила. Охотник опустил ее наземь. Она резво поскалала к зверю, за ней помчался и кобель.
Очень быстро собаки настигли зверя и бросились на него. За дальностью расстояния охотник так и не мог разглядеть зверя; да и чего разглядывать — ясное дело лиса!
Но что же это? Собаки никак не могут справиться со зверем! А ведь с лисой у них расчет мгновенный. Зверь-то, должно быть, никакая не лисица! И охотник со всех ног побежал к схватке. И вот увидел он: шерсть летит, кругом набрызгано кровью! Грызня, рычанье, рев! Но борзым никак не растянуть зверя!
Набежав вплотную, охотник понял: да это же рысь, и крупная! Схватил он с плеча ружье и, уловив момент, как бы не попасть в собаку, одним выстрелом прикончил зверя (это был крупный, матерый кот). У суки оказалось распоротым брюхо, видны были кишки; и еще было несколько больших и малых ран. Кобеля зверь тоже сильно изранил, но он еще мог идти самостоятельно. Суку пришлось охотнику нести на руках. Нелегкое дело нести такую большую собаку — и весит она немало, и, главное уж очень неудобно. Все же человек донес свою трудную, но дорогую ношу. В деревне он сразу же взял колхозную лошадь и на ней отвез собак в районный центр — село Порецкое. Ветеринарный врач тотчас сделал им необходимые операции и перевязки, и немало дней пришлось ему лечить собак. Обе собаки поправились и снова стали работать на охоте.
Эта борьба со страшным зверем, вооруженным не только сильными и острыми зубами, но еще и длинными, мощными когтями, бесспорно, свидетельствует о незаурядной злобе борзых. Израненные, истекающие кровью, они готовы были насмерть биться с противником, пожалуй, не менее опасным, чем крупный волк. У этих борзых сохранилась и знаменитая злоба к зверю их славных предков, и беззаветная отвага. Встреча с рысью, зверем больших и глухих лесов, конечно, редчайший случай и не может служить основанием для утверждений о необходимости восстановления всех былых качеств русской псовой борзой и об охоте с ней на волков (говоря о породе в целом).
Другое дело - злоба к волку при добыче его с тазами и тайганами. Эти породы всегда работали по волку (правда, больше с беркутом), и снимать с них эту обязанность не следует. Наоборот, нужно бы ради укрепления ценного качества устраивать испытания по подсадному зверю (садки) и организовывать, даже строить, огороженные площадки для таких садок. Приходится указать, что правила таких садок, предложенные в 1980 г., годны лишь для псовых борзых, а для среднеазиатских нужны другие с учетом совсем иных приемов работы по волку тазы и тайгана.
