Азиатская дикуша

 Дата публикации: 24.08.2023

Этот своеобразный вид, был открыт известным отечественным натуралистом А. Миддендорфом ранней весной 1845 г., когда его экспедиция пересекала отроги Станового хребта в бассейне Алдана. Готовясь к экспедиции, ученый успел ознакомиться с описанием нового североамериканского вида горной дикуши, которое было опубликовано Д. Дугласом в 1829 г. в Известиях Лондонского Линнеевского общества, и поскольку вновь добытый вид оказался очень похожим, Миддендорф ошибочно посчитал этих птиц относящимися именно к горной дикуше. Только 10 лет спустя эту ошибку исправил зоолог Г. Хартлауб, сравнивший миддендорфовские экземпляры с североамериканскими и установивший, что Миддендорф открыл новый вид. Тот же Хартлауб первым обратил внимание на удивительную особенность крыла азиатской дикуши - резкое заострение наружных маховых перьев, что и отразилось в видовом названии - Falcipennis falcipennis (Hartl.) (латинское фальципённис значит заостренные перья). Впоследствии зоолог Д. Эллиот посчитал эту особенность настолько важной, что выделил азиатскую дикушу в самостоятельный род.

Азиатская дикушаАзиатская дикуша

Внешний облик азиатской дикуши весьма характерен. Размером она чуть более рябчика, но телосложение более плотное, и масса, поэтому достигает 730 г, хотя годовалые птицы весят на 100 г меньше. Верхняя сторона тела окрашена в темные коричнево-шоколадные тона, а низ тела покрыт крупными белыми пятнами сердцевидной формы. Этих пятен нет только на груди, которая у самца равномерно-бурая, причем чем старше самец, тем темнее тон окраски и тем большую площадь она занимает. У самцов хорошо заметно черное горловое пятно с узкой белой окантовкой, почти как у рябчика, а также маленькое белое пятно за глазом. Самой же главной особенности азиатской дикуши - заостренных маховых перьев - даже в бинокль не рассмотреть, для этого нужно держать птицу в руках. Только слегка оттянув крыло в сторону, можно увидеть, что наружные перья очень узки и заострены, прямо-таки серпо-образны, поскольку еще и круто загнуты назад. Как у самцов, так и у самок наиболее сильно сужены и заострены три наружных пера, у последующих ширина возрастает, а заостренность уменьшается и шестое от края перо имеет почти нормальную форму. С возрастом происходит дальнейшее сужение и заострение перьев, и наиболее узки и заострены они у старых самцов.

Столь яркая особенность азиатской дикуши, несомненно, обусловлена какими-то важными причинами, но какими именно, до сих пор не ясно. Большинство существующих на этот счет предположений, при всей их кажущейся правдоподобности, приходится отклонять, стоит только сравнить азиатскую дикушу с американскими видами. У последних - тот же образ жизни, а перья крыльев - нормальной формы. Однако такое же заострение перьев неожиданно обнаружилось у пенелоп и гуан, обитающих в густых тропических лесах Центральной и Южной Америки. Это тоже курообразные птицы, но относящиеся к наиболее древнему в их отряде семейству краксов, характернейшей чертой биологии которых является древесный образ жизни. Они и гнездятся на деревьях. Особенно сильно сужены и заострены перья крыла у гуан - довольно крупных: птиц, весящих более килограмма. Хотя биология их плохо изучена, известно, что одним из основных элементов брачного ритуала самцов является токовой полет с дерева на дерево, сопровождающийся специфичным свистящим звуком. Этот звук производят заостренные перья крыльев. Возможно, что заострение перьев крыла у азиатской дикуши тоже как-то связано с токованием, которое существенно отличается от тока американских видов.

Спокойный и меланхоличный нрав азиатской дикуши, значительно облегчающий наблюдения за ней, способствует в то же время ее незаметности, и потому сведения о ее распространении продолжают собираться до сих пор. В глухом хвойном лесу дикушу очень легко прозевать,

особенно если работать без собаки. Темная покровительственная окраска и неподвижность дикуши подчас приводят к тому, что можно пройти в. метре от птицы и не заметить ее. Тем не менее накопленные к настоящему времени сведения позволяют лишь в общих чертах обрисовать ее распространение.

Азиатская дикуша - эндемик нашей страны, т. е. вид, за пределами РФ нигде не встречающийся.

Ее распространение теснейшим образом связано с тайгой охотского типа, характерными компонентами которой являются аянская ель и белокорая пихта. Ареал азиатской дикуши почти полностью совпадает с распространением аянской ели. Из-за мозаичности расположения ельников границы ареала извилисты. Основная его часть приходится на лесные массивы двух хребтов - Станового и Сихотэ-Алиня. На север дикуша наиболее далеко проникает вдоль Охотского побережья и, видимо, еще недавно достигала окрестностей г. Охотска. На запад она распространена до центральных участков Станового хребта (истоки р. Ольдой). Южная граница в целом определяется долиной Амура, только в нижнем его течении дикуша переходит на правый берег и по лесам Сихотэ-Алиня проникает примерно до 45-й параллели, т. е. до широты Крыма. Однако в Сихотэ-Алине на этой широте климат гораздо суровее. Здесь снежная зима с морозами до -30°С и прохладное дождливое лето, снежный покров держится 170 дней в году; а безморозный период продолжается всего 105 дней.

Типичным местом обитания нашей дикуши является сильно захламленная темнохвойная тайга на склонах гор с покровом из сплошного мха или багульника. На всем протяжении ареала дикуша явно предпочитает горную местность и на равнине практически не встречается. Эту приверженность к горному ландшафту, где нередки скалы и осыпи, отражают и местные названия - каменушка, каменный рябчик. Когда я работал на севере Сихотэ-Алиня, то находил дикушу только у вершин горных увалов, где ель и пихта росли вперемешку с кедровым стлаником и березой, причем первый образовывал местами непролазные заросли. Такие места обитания характерны и для зимнего периода, и для времени гнездования. Однако летом подрастающие выводки обычно связаны с ягодниками, особенно брусничниками, и в поисках их могут, удаляясь от ельников, переходить на обитание в чистых лиственничниках и даже на марях - верховых болотах с разреженными угнетенными лиственницами.

Точных данных об общей численности и плотности населения дикуши пока нет. По отдельным сведениям плотность составляет 2-3 птицы на 10 кв. км, однако они не могут быть распространены на весь ареал. Распределение дикуш крайне неравномерно, и могут встречаться участки с плотностью населения, в десятки раз выше средней. Степень оседлости этих птиц тоже плохо выяснена. Известны примеры, когда одни и те же птицы много месяцев подряд живут на территории в несколько сот метров, но наряду с этим в определенных местах птицы бывают только летом или зимой. Видимо, существуют небольшие сезонные перекочевки, связанные, скорее всего, с изменениями в питании.

Самая удивительная черта в поведении азиатской дикуши - отсутствие боязни человека. При его приближении птицы не улетают, они либо не спеша удаляются пешком, либо взлетают на ближайшее дерево, где спокойно сидят и при выстрелах, и даже при попытках, нередко успешных, поймать их петлей, прикрепленной к длинной палке. Расхаживая по земле, дикуши могут подпускать наблюдателя почти вплотную и позволяют длительное время следить за собой, фотографировать или снимать кинокамерой, не обращая на все это никакого внимания. Неподготовленного человека это ошеломляет, поскольку птицы ведут себя, как ручные. Такой образ действий нельзя объяснять тупостью или неспособностью дикуши реагировать на опасность, как это делали некоторые наши зоологи. Существование такого поведения означает какую-то его полезность для вида, а никак не наоборот. И прав, на мой взгляд, натуралист А. А. Афанасьев, который еще в 1934 г. посчитал бесстрашие дикуши своеобразным защитным приспособлением.

Подробные наблюдения орнитологов показали, что видимое отсутствие боязни человека у дикуши всегда сочетается с ее крайне малой подвижностью. Кормящиеся на дереве или на земле птицы то и дело надолго замирают, как бы дремлют. Движения их медленные, плавные, они редко пользуются полетом. И тем не менее такие заторможенные птицы все время начеку и постоянно прислушиваются, а слух у них, судя по всему, очень хороший. Создается впечатление, что, обнаружив опасность, дикуша рассчитывает, как ее проще избежать: спокойно ли, без резких движений, удалиться или затаиться в неподвижности,- и преимущественно избирает второй способ. Такое поведение могло легко выработаться естественным отбором под давлением хищников, реагирующих прежде всего на резкие движения птиц, а также на источники сильного запаха. Чем менее подвижен объект и чем слабее у него запах, тем больше шансов уцелеть. Судя по ряду фактов, дикуши пахнут меньше, чем остальные тетеревиные. Известен один случай, когда самка дикуши обитала с тремя подраставшими птенцами поблизости от логова соболя и ни разу от него не пострадала. Лайка исследователей, работавших в том же месте, неоднократно ловила молодых тетеревов и глухарей, но ей так и не удалось добыть ни молодых, ни взрослых дикуш - едва она их обнаруживала, как птицы, при всей своей медлительности, успевали взлететь на дерево. Незаметности дикуш способствует и покровительственная окраска, особенно эффективная зимой, и крайняя молчаливость. Даже токование у них самое тихое среди всех тетеревиных птиц. И глухая непролазная чаща охотской тайги - наиболее подходящее место для вида, который поставил скрытность и незаметность во главе своей жизненной стратегии. Но стоит только вскрыть глубину этих таежных дебрей разрывами просек, дорог, вырубок, как дикуши оказываются беззащитными и более уязвимыми, чем даже рябчики. Все это так, но, откровенно говоря, до полного понимания необычного поведения дикуш нам еще далеко.

Как и другие виды рода, азиатская дикуша предпочитает передвигаться пешком, редко прибегая к помощи крыльев. Самцы и самки при испуге взлетают с большим шумом и явными усилиями, они громко хлопают крыльями и задевают ими о ветки. Правда, в некоторых ситуациях этот взлет может быть довольно легким и бесшумным. Зоолог А. С. Никаноров сообщает, что полет дикуши сопровождается специфичным свистом крыльев, а дальность его не превышает 20-30 м. Максимальная дистанция перелета, 100 м, была отмечена лишь один раз, при перемещении с места кормежки на ночевку, причем перед стартом птицы поднялись на верхушку дерева, перескакивая с ветки на ветку. Так, кстати, поступают краксы Южной Америки в аналогичных ситуациях.

Совсем недавно, зимой 1988 г., манеру полета дикуш детально наблюдал А. В. Андреев, подтвердивший небольшую дальность перемещений по воздуху, до 50 м. Слетая с дерева, дикуша сильно отталкивается лапами и как бы катапультируется из кроны. Сразу же после толчка птица делает 8-10 энергичных взмахов крыльями, производящих мягкий звук фрррррр. При этом, не набрав еще скорости, она почти падает, стремительно теряя высоту. Разогнавшись таким образом с потерей 5-7 м высоты, дикуша бесшумно планирует на распростертых крыльях и развернутом хвосте, ловко маневрируя среди деревьев. Как и куда происходит посадка после этого полета, проследить не удалось, но. зато стало ясно, что в отличие от других тетеревиных птиц, в частности рябчика, посадка совершается абсолютно бесшумно и нет никакой возможности определить ее место на слух. Иными словами, при посадке крылья дикуш не производят того характерного шума, который сопровождает резкое торможение других тетеревиных. Места посадки дикуши А. В. Андреев разыскивал только по следам - кормящиеся птицы роняли с деревьев хвоинки и экскременты.

Утром, когда дикуша покидает подснежную камеру и взлетает на кормовое дерево, полет ее столь же стремителен и беззвучен, как и при посадке. Такая бесшумность, очень выгодная птице, в какой-то мере обеспечивается разрезом вершины крыла из-за заостренности наружных маховых перьев. И предположение А. В. Андреева, что это заострение в процессе эволюции было вызвано полезностью признака, достаточно логично. Но опять остается вопрос: отчего у американских дикуш, ведущих такой же образ жизни, столь полезный признак не появился?

Ток у дикуши носит, как правило, одиночный характер. Но в отдельных случаях, когда плотность населения велика и самцы токуют довольно близко друг от друга, может, видимо, создаваться ситуация, напоминающая диффузное токовище глухарей. Например, зоолог К.Г. Абрамов, наблюдавший токовавшего самца, обнаружил в 20 м от него еще двух самцов, а еще в 10 м самца и самку. Такое скопление птиц возникает обычно при коллективном токовании, но прямых наблюдений, подтверждающих его у дикуш, пока нет. Зато токование одиночных самцов, поблизости от которых держатся только самки или молодые самцы, вполне обычное дело. Б. Н. Вепринцев, известный замечательными записями голосов птиц, рассказывал мне, что когда он снимал фильм о токовании дикуши, то слышал рядом токование еще нескольких самцов, причем расстояние между ними составляло около 100 м. Однако он не заметил, чтобы самцы активизировали своим токованием друг друга или вступали в токовые конфликты, что характерно при групповом токовании. По измерениям А. С. Никанорова, расстояние между центрами токовых участков трех самцов составляло от 150 до 200 м, т. е. при токовании они не видели и не слышали друг друга. Все это свидетельствует об одиночном характере тока дикуши, так же как и расположение токовых участков, сходное с тем, что мы видим у воротничкового рябчика: в благоприятных местах участки концентрируются небольшими группами, разделяемыми территориями, где дикуш нет.

Когда я начинал изучать тетеревиных птиц, сколько-нибудь точного описания тока дикуши не было, и мне ничего не оставалось, как самому попытаться найти токующих птиц и во всем разобраться. Зимой 1966/67 г. я вел переписку со знакомыми дальневосточниками и в результате оказался в конце апреля на маленьком аэродроме райцентра Богородское на нижнем Амуре, там, где он прорывает северные отроги Сихотэ - Алиня и выходит на приморские равнины.

Весна была в полном разгаре, стояли теплые дождливые дни, и в короткие солнечные часы тайга буквально гремела от птичьих песен. Снега уже почти не оставалось, и только скованный льдом Амур выглядел по-зимнему. Наскоро собрав необходимую информацию, которая помогла бы мне отыскать район обитания дикуш, я уже на следующий день углубился в тайгу, используя в качестве путеводной нити линию телеграфной связи. Вдоль нее тянулось какое-то подобие тропы, что позволяло мне преодолевать в час почти 4 км. Болотистых распадков, бурелома, густых зарослей шиповника попадалось больше, чем достаточно, и уже на втором десятке километров я вымотался окончательно. Однако как раз к этому времени я выбрался на гребень небольшого хребта, густо заросшего лесом. Сразу за перевалом оказалась добротная избушка смотрителя этой линии, а в ней и он сам, довольно видный, весьма почтенного возраста бобыль из бывших золотишников. Про металл он рассказывал много интересного, но знал и тайгу, и, что особенно было важно, дикуш. В своих долгих скитаниях по дальневосточным дебрям он неоднократно встречал этих птиц, которых именовал карягами (видимо, искаженное местное название дикуши-карака). Самое главное - он подтвердил их присутствие именно здесь, но, где конкретно, сообщить не мог. Из его рассказов я понял, что встречи с дикушами всегда неожиданны, могут быть в самых разных местах и в общем редки.

Не описывая столь же увлекательных, сколь и утомительных поисков последующих дней, скажу только, что первая неделя ничего не дала. Рябчиков вокруг было множество, я встретил даже каменных глухарей, но никаких признаков дикуш. В общем-то я предполагал, с какими трудностями столкнусь, был готов и к неудачам, и к преодолению всяческих напастей и не терял надежды. День за днем, час за часом я прочесывал окрестную тайгу по разным маршрутам, двигаясь медленно, с остановками, внимательно осматриваясь и прислушиваясь. И наконец, мои усилия были вознаграждены сполна.

Тихим солнечным утром 11 мая я решил повторить маршрут по гребню хребта к северу от перевала, которым прошел два дня назад. Было часов восемь, воздух уже прогрелся после ночного заморозка, и птичий гомон, бушевавший на рассвете, стал заметно стихать. Продираясь сквозь очередную баррикаду из поваленных пихт, я вдруг наткнулся на объект своих поисков. На земле сидела птица, взлетевшая в тот момент, как я ее заметил. Громко хлопая крыльями, она грузно поднялась вверх и уселась на ветке ели. От волнения у меня перехватило дыхание: передо мной сидела особенно не встревоженная самка дикуши и разглядывала меня с явным любопытством, то и дело поворачивая свою симпатичную головку в разные стороны. Рассмотрев ее во всех подробностях, я стал внимательно оглядываться в поисках самца. Сейчас, в разгар брачного периода, самка вряд ли будет держаться вдали от него. Но как я ни напрягал зрение и слух, никого более обнаружить не удалось, а самка в это время, удовлетворив свое любопытство и явно никуда не спеша, казалось, задремала на ветке.

Не зная, что делать дальше - продолжать ли наблюдения за самкой или идти искать самца наугад,- я на всякий случай решил пощелкать языком. Судя по описаниям, токующие самцы щелкают наподобие глухарей. Совершенно не представляя характера их звуков, я наугад два-три раза щелкнул языком, ни на что особенно не надеясь. И вот тут произошло чудо. Почти сразу раздался такой же ответ, но в своеобразной ритмике: так.так-так.так-так. Звук я угадал, а ритм щелчков нет, но тем не менее самец откликнулся! Унимая дрожь в коленях и стараясь действовать хладнокровно, я медленно и осторожно двинулся по направлению щелчков, время от времени провоцируя самца своим щелканьем. Его это явно заводило, и он учащал песню, хотя, тот же эффект давал и треск сучка под моей ногой. Сократив расстояние почти вполовину, я услышал еще один звук, исключительно своеобразный, слегка модулирующий и напоминающий завывание ветра в трубе. После такого звука, длившегося секунды три, сразу следовали более громкие щелчки.

Еще несколько шагов - и глазам моим открылась незабываемая картина! На маленькой полянке, покрытой сочно-зеленым моховым ковром, расхаживал в напыщенной позе чудо-петушок, напоминающий и глухаря, и рябчика и в то же время совершенно своеобразный. Шоколадная, почти черная окраска тела и хвоста, расцвеченная ярко-белыми пятнами, удивительно гармонировала и с алыми бровями, двумя валиками выступающими по краям темени и светящимися наподобие фонариков, и с изумрудной зеленью мохового покрова. Заметив меня, он сделал в мою сторону угрожающий выпад, но, успокоенный неподвижностью незнакомого объекта, возобновил свое кружение по поляне, раз за разом повторяя довольно сложную комбинацию из поз, движений и звуков, как диковинная заводная игрушка.

Каждый такой цикл начинался с того, что самец поднимал и разворачивал хвост, взъерошивал перья и двигался с места семенящими шагами, в такт, им складывая и раскрывая то одну, то другую половину хвостового веера. Шаги его убыстрялись, и внезапно, с громким шорохом раскрыв хвост, он замирал как вкопанный. Почти сразу же слегка отставленные крылья начинали вибрировать, оперение на шее и пояснице взъерошивалось еще больше и самец издавал тот самый удивительный звук, напоминающий завывание ветра в трубе и слышный не более чем за 50 м. Даже вблизи от токующего самца казалось, что этот звук доносится издалека, и, закрыв глаза, было невозможно определить, с какой стороны он идет. Он начинался на низкой гудящей ноте и тянулся с повышением тона, переходя в отдельные отрывистые звуки, сливающиеся для человеческого уха в одну вибрирующую ноту. Отрывистость этих звуков выяснилась при анализе магнитофонных записей, интервалы между ними составляли сотую долю секунды. Закончив пение, самец делал два коротких прыжка, хлопая крыльями и издавая пять щелчков, описанных выше. Это щелканье - самый громкий звук тока, слышный за 100 м.

Я стоял около токующего самца почти полчаса, и он раз за разом выполнял весь церемониал, ничего в нем не изменяя. Длительность его составляла около шести секунд. Но вот паузы между отдельными ритуалами начали увеличиваться и стало ясно, что самец скоро прекратит токование. Самка, встреченная мной, здесь уже, видимо, побывала и сейчас, наверное, продолжала дремать на той же ветке, где я ее оставил. Попытка приблизиться к самцу еще немного дала неожиданный результат: он выполнил очень эффектный токовой взлет. На крошечной полянке самец круто поднялся на трепещущих крыльях чуть выше моего роста, завис в верхней точке на секунду и мягко опустился, но уже на соседней прогалине, метрах в десяти. Меня поразила почти бесшумность этого полета, сопровождавшегося только легким жужжанием стремительно работающих крыльев. У остальных тетеревиных птиц, включая и американских дикуш, токовые взлеты всегда выполняются с громкими хлопками крыльев.

Я вновь приблизился к самцу, а он опять взвился вверх, жужжа крыльями, перелетел на десяток метров и исчез! Словно растворился. Как я ни вслушивался, как ни вглядывался, но увидеть его не смог. Воистину волшебно свойство этих птиц исчезать прямо на глазах.

Больше мне не везло. В последующие три недели, несмотря на ежедневные поиски, дикуш я не встретил. Но все, же результат для первого раза был достаточным - основной брачный ритуал удалось увидеть подробно и целиком. Надо сказать, что и позднее, в течение 20 лет, мало кому везло с проникновением в тайны нашей дикуши. Парадокс, да и только: птица не боится человека, тихая, смирная, хоть руками бери, а не дается исследователям. Это, конечно, объясняется и ее сравнительной редкостью, и труднодоступностью мест ее обитания, но главное - ее удивительно незаметным образом жизни.

И все же кое-что сделать за последние годы удалось. Целый ряд деталей позволила уточнить проведенная Б. Н. Вепринцевым киносъемка процесса токования. Много интересных данных о гнездовой жизни этой дикуши получили А. С. Никаноров и А. Г. Юдаков. До их работ мы располагали только скудными сведениями о гнездовании дикуш, собранными японскими орнитологами на южном Сахалине. Сейчас же вырисовывается достаточно полная картина.

После того как самка покидает самца (последний не следует за ней, а остается токовать дальше на своем участке), она устраивает гнездо в укромном месте захламленного пихтово-елового леса, располагая его под прикрытием валежника, ягодных кустиков или у основания древесного ствола. Диаметр лотка - 17 см, глубина около 7 см. Если гнездо помещается в сплошном моховом ковре, то мох под ним удаляется до земли и почва выстилается сухой кедровой хвоей. В сырых местах толщина выстилки может составлять до 1,5 см. Гнездо располагается так, чтобы на него не падали прямые лучи солнца, иначе насиживающая птица будет страдать от жары.

Яйца у дикуши заметно крупнее, чем у рябчика, в среднем 46х32 мм. Окраска скорлупы более темная, по палево-коричневому ее фону разбросаны многочисленные мелкие коричневые пятнышки. Самка откладывает 7-12 яиц, по одному в сутки. Насиживает она очень плотно и не только подпускает человека, но и даже позволяет трогать себя рукой. Она, правда, пытается при этом отпугнуть пришельца, производя рулевыми перьями шорох и издавая особый завывающий звук, заканчивающийся писком, похожим на поросячий.

Яйца откладываются во второй половине мая - начале июня. В первой декаде июня самка приступает к насиживанию, которое, судя по косвенным данным, продолжается 24-25 дней. Птенцы вылупляются дружно, как правило, между 25 июня и 5 июля. Растут они быстро и через месяц весят уже 250 г, а к октябрю набирают массу, характерную для первой зимовки,- 630-660 г.

Выводок ведет довольно оседлый образ жизни, держась первый месяц в радиусе около 100 м от гнезда. Самка, сопровождающая птенцов, почти не меняет своих повадок. Она остается такой же медлительной и при опасности не отводит человека, что обычно делают тетеревиные птицы, а затаивается вместе с выводком или неторопливо уходит в сторону. Даже если поймать затаившегося птенца и взять его в руки, самка проявляет малозаметную тревогу и не спеша приближается к человеку с тихим квохтаньем. Птенцы тоже довольно медлительны и поймать их, когда они могут уже перепархивать, нетрудно. Способность к полету птенцы приобретают примерно в те же сроки, что и у рябчиков. А. С. Никаноров выяснил, что четырехдневные птенцы уже подпрыгивают, трепеща крыльями, а в возрасте 7-8 дней могут взлетать на нижние ветки деревьев. Очень любопытные изменения выявились в поведении птенцов. В возрасте от 4 до 10 дней они вдруг стали крайне пугливыми и при малейшей опасности затаивались, а в более старшем возрасте становились вполне доверчивыми.

Участвует ли самец в жизни выводка? Большинство наблюдений говорит о том, что отношения полов у азиатской дикуши чисто полигамного характера и после спаривания самец никакой причастности к судьбе выводка не имеет. Только в одном случае самец держался недалеко от гнезда с насиживавшей самкой и потом вместе с ней находился всегда при выводке. Другие наблюдения этого пока не подтверждают,

О зимней жизни азиатской дикуши еще совсем недавно мы почти ничего не знали. На редких отрывочных данных складывалось представление, что зимой оседлость дикуш максимальна, что держатся они все время стайками на сравнительно небольших пятачках, поскольку изобилие их главного зимнего корма - хвои не требует ее поисков. И лишь детальные наблюдения А. В. Андреева, проведенные недавно, позволили получить первые сведения о зимней жизни этих птиц.

Климатические условия, в которых зимуют дикуши, достаточно суровы, особенно на севере ареала. Среднеянварская температура там близка к - 28°С, порой опускаясь по ночам до - 45°С. Южнее, например на широте Хабаровска, немного легче: днем здесь солнце может поднимать температуру воздуха на 10-15°С, в самое темное время, в конце декабря, длительность дня составляет около 8,5 ч и этого вполне хватает для кормежки. А вот глубина снега не везде позволяет устроить подснежную камеру, в основном только на открытых полянах, болотах, просеках его бывает достаточно, здесь и ночуют дикуши.

Для зимовки птицы избирают участки спелого елового леса с полянками, прогалинами, приручьевыми долинками, а также небольшими болотцами, поросшими лиственницей, т. е. места, где бывает достаточно снега. Питание же обеспечивают ели. Распорядок суточной жизни довольно однообразен. Птицы покидают свои подснежные убежища в утренних сумерках, кормятся в кронах елей все светлое время дня и уходят на ночевку в вечерних сумерках. В общем ночевка длится 14,5 ч, а остальная часть суток используется для кормежки.

Интересно было наблюдать, как в тихую морозную погоду дикуши кормились на еловых ветвях. Темп их кормежки был тем же, что и летом: активное склевывание хвоинок, продолжавшееся 3-8 мин, сменялось периодом дрёмы, когда птица в среднем около получаса (от 5 до 48 мин) сидела неподвижно, сильно распушив оперение при морозах. Однако во время такого отдыха дикуша не дремлет, а внимательно следит за окружающей обстановкой. В случае появления опасности с воздуха (ястребы или совы) она довольно быстро и бесшумно скрывается в глубине ветвей. К вечеру птицы питаются активнее, стремясь успеть заполнить свой зоб на ночь. Чередование кормежек и отдыха сокращается, но теперь больше времени занимает кормежка, а отдых ограничивается 4 мин.

Птицы кормятся в верхней части еловой кроны, срывая хвоинки на самых концах веток. При этом они ловко переступают лапами и удерживаются только силой вцепившихся в ветку пальцев. Во всяком случае, при балансировании дикуши не помогают себе крыльями, как это делают рябчики. Откусывают они хвоинки таким образом, что на ветке остаются смолистые основания. Суточная порция пищи зимой оказалась довольно умеренной, около 150 г хвои, что составляет, по подсчетам А. В. Андреева, 92 тыс. хвоинок. Если бы дикуша откусывала их по одной, ей пришлось бы тратить на это 6,5 ч, обычно же ей хватает и пяти. Это значит, что птица скусывает по нескольку хвоинок сразу.

Как только наступают сумерки, дикуши прекращают кормежку, покидают вершины деревьев и спускаются на снег. Садятся они так же, как и глухари: полого врезаются в снег, тормозя грудью и хвостом, и след от приземления представляет собой расширяющийся желоб, заканчивающийся ямкой. Приземлившись, дикуша сидит неподвижно и оглядывается 6-17 мин. Убедившись в полной безопасности, она медленно волнообразными движениями начинает зарываться в снег и, погрузившись в его толщу, прокапывает тоннель, то и дело, высовывая голову наружу и внимательно осматриваясь. Перед тем как соорудить камеру, птица плавно поворачивает тоннель на 60-120° и только после этого окончательно устраивается на ночлег. Толщина потолка камеры около 6 см, высота ее около 14 см, т. е. для нормальной ночевки необходим снег глубиной не менее 20 см. Процесс зарывания в снег и устройства на ночлег занимает 8 мин. Когда же дикуша покидает утром свою камеру, она, выбравшись наружу, опять долго и внимательно осматривается и только после этого взлетает на избранную еловую вершину.

Дикуша, по-видимому, лучше приспособлена к перенесению морозов, чем рябчики или глухари, не говоря уже о тетеревах. В морозную погоду птицы кормятся и отдыхают на деревьях, не зарываясь в середине дня в снег, что в таких случаях делают упомянутые виды. Более того, как только температура поднимается до -12°С, надобность в подснежной камере отпадает и птицы устраиваются ночевать в густых кронах елей довольно высоко над землей. Поэтому при слабом морозе дикуши сутками могут не покидать еловые вершины, днюя и ночуя в гущё хвойных ветвей.

Несмотря на то, что вся стратегия поведения азиатской дикуши направлена на максимальную незаметность, она все же становится жертвой различных хищников и даже иногда чаще, чем другие тетеревиные. А. В. Андреев, изучавший дикуш зимой и весной в Хабаровском крае, на стокилометровом маршруте встретил многие десятки рябчиков и только четыре дикуши. Но, ни разу ему не попались остатки рябчиков, съеденных каким-либо хищником, а вот остатки дикуш он находил пять раз.

В настоящее время основной и, к сожалению, постоянный урон дикуше наносит человек. Он либо непосредственно губит птиц, используя их в пищу или как приманку в охотничьих ловушках, либо разрушает исконные места их обитания, вырубая самые ценные для дикуш породы - ель и пихту. При освоении человеком таежных районов дикуша в силу своей уязвимости исчезает в первую очередь, и это послужило одной из главных причин для внесения вида в Красную книгу РФ.

Сейчас трудно сказать, какая судьба ждет эту удивительную птицу. Азиатская дикуша - вид явно реликтовый - плохо уживается с людьми. Особенности ее отношения к человеку, казалось бы, делают ее идеальным объектом для поселения в лесопарковых зонах вокруг городов, но, судя по всему, она не может жить без своей глухой захламленной тайги, становясь совершенно беззащитной перед хищниками в осветленных, паркового типа лесах. Попытки разводить ее в вольерах пока кончались неудачно, а серьезных усилий в этом направлении еще не предпринималось. В общем, разительный контраст с американскими дикушами, которые при тех же особенностях поведения и сходном образе жизни достаточно многочисленны по всей зоне тайги, служат постоянным объектом спортивной охоты и позволяют выполнять на себе много интереснейших исследований. Сейчас можно сказать только одно: существование азиатской дикуши в будущем в состоянии обеспечить лишь хорошая сеть заповедников, вольерное разведение и экологическая культура населения.

Первоисточник: «Семейство тетеревиных птиц».

Автор работы – Потапов Роальд Леонидович, гл.н. сотр. Зоологического ин-та Российской Академии наук, доктор биол. наук, профессор.